У ритуала нет смысла, но есть цель.
Александр Генис
«И зачем я ляпнул про этот «Паркер»?! Похвастаться дурачку захотелось дорогой игрушкой! Надо было соврать и сказать Дордту, что у меня есть только шариковые и гелевые!» ─ злился на себя Андрей, безрезультатно применяя очередной способ очистки пишущего блока ручки, рекомендованный знатоками из Интернета, ─ иридиевый шарик на конце пера по-прежнему оставлял за собой неравномерной ширины линии, прерывающиеся пробелами или отвратительными, ни с того ни с сего возникающими, кляксами.
Что бы сделал нормальный человек? Наверное, отступился и пошел в магазин за новой ручкой, но… Воробьев в этом смысле нормальным не был ─ приняв задание к исполнению, он всегда стремился довести порученное до конца.
История с маминым «Паркером» продемострировала это качество Андрея в очередной раз: испробовав всё общеизвестное, Воробьев достал микроскоп; настроил подсветку, ранее самостоятельно сконструированную и собранную из мощной лампы и держателя для светофильтров, а затем, вооружившись часовым инструментом и тонкими щупами, полдня прокорпел над нудной работой.
Сосредоточенно глядя в бинокулярную насадку микроскопа, десятки раз прочищать и промывать реагентами и растворителями каждый из тридцати пазов фидера ─ устройства подающего чернила ─ занятие утомительное и грязное. Однако Андрей был уверен, что сможет одолеть хитро выточенный цилиндр из эбонита и оказался в этом прав ─ время и силы были потрачены не зря ─ наконец отмытая, собранная и заправленная ручка стала писать идеально и вызывающе красиво.
Нелегкая победа была отпразднована на скорую руку и без пафоса ─ выпив бутылку пива с фисташками (теперь они были как нельзя кстати!), Андрей уже убирал технику и принадлежности со стола, а вместо них ─ в самом его центре ─ размещал странный конверт, переданный намедни Оскаром Ильичом: «Надо дождаться момента, когда все разойдутся по комнатам, и… можно опробовать стильное золотое перо «Паркера» на судейской бумаге!»
Меж тем Андрея ждало разочарование: раскрыв конверт, он понял, что прямо сейчас примерить на себя роль каллиграфа не получится, и ему брошен очередной вызов ─ старинная бумага была неровной, а местами и изрядно помятой. Писать на ней аккуратно, да еще перьевой ручкой, никак не получилось бы: «Зачем делопроизводитель предложил мне воспользоваться пером при такой-то бумаге?!»
Решение проблемы было известно Ворьбьеву, но оно требовало подготовки ─ приведения больших листов дореволюционной бумаги к современному формату. Работа не сложная, но и не та, которую можно выполнить быстро ─ сперва выбор самой ровной стороны, потом разметка, проверка, и только затем резка в размер.
Закончив с обрезкой и получив на выходе более пятидесяти идеальных по своим габаритам заготовок, Воробьев наскоро окатился под душем и улегся спать ─ назавтра были запланированы очередные собеседования с работодателями, и к полудню требовалось быть в форме ─ быстро соображающим и без мешков под глазами.
Весь последующий день Андрея выдался полными суеты и разговоров: сперва ─ дела по дому, после ─ общение с рекрутерами, ближе к вечеру ─ хождение по магазинам и переругивание по телефону со взбалмошной соседкой, внезапно вознамерившейся заменить фановые трубы без учета мнения соседей. Только к восьми часам вечера Воробьеву удалось добраться до своего стола и включить компьютер: «Все от меня отстали и можно спокойно заняться тем, чем хочу!» Этим самым сегодняшним «чем хочу» было выравнивание бумаги.
Смысл затеи состоял том, чтобы пропустить заготовки через нагревательный элемент принтера, ничего на самом деле не печатая, но лишь расправляя волокнистый материал посредством воздействия температуры ─ придумал метод, конечно, не Андрей, но это срабатывало не раз и всегда с успехом.
«Что ж, предварительная работа была проделана хорошо ─ листы ровной стопкой легли в лоток принтера без малейших перекосов. Сейчас главное: пройдет ли такой фокус со старой бумагой ─ не пожелтеет ли она?» ─ недолго поколебавшись, Воробьев нажал комбинацию клавиш и замер в ожидании выхода первой страницы…
«Есть! Как будто только что с фабрики ─ бумага ровная и не пожелтела! Но… она ж не разлинована, а я не принтер ─ как по линейке не напишу!» ─ чувство триумфа, возникшее было у Андрея, тут же испарилось, сменившись раздражением и злой мыслью: «Как они писали без какой-либо разметки? Это навык или чутьё? Да какая к чёрту разница!»
Воробьев принялся нервно ходить взад и вперед по квартире, бормоча ─ словно заклинания ─ приходящие на ум мысли: «Сделать на компьютере разлиновку и напечатать её… Нет, получится топорно и несоответственно… Тогда только карандаш… Потом его стереть… А как разметить?.. Сделать шаблон из картона… Или из прозрачного пластика… Не, точно вырезать не получится… И нужно бумагу на чём-то закрепить… На чем?.. О! Подойдет мой школьный планшет для черчения. И еще в нем есть рейсшина… Хорошая рейсшина… Помню, я покупал её в канцтоварах на углу Гороховой и Садовой, а потом надфилем протачивал паз в корпусе планшета ─ иначе рейсшина там не помещалась… Стоп! Рейсшина! У меня же где-то была роликовая рейсшина!» ─ Воробьев дернулся и чуть ли не побежал в сторону шкафа-хламовника: «Куда я её запихнул?! Вот дурак-то ─ навел порядок, называется! Ничего теперь не найти!»
После получаса поисков и множества ругательных слов, произнесенных Андреем вслух и в собственный адрес, он трусил уже в обратную сторону, к столу, радостно улыбаясь и победоносно потряхивая зажатым в поднятой руке наконец-то найденным раритетом ─ советской инерционной рейсшиной с надписями «Ленинград» и «ИР 2» на бежевом корпусе…
Спать той ночью Воробьев лег уже перед самым рассветом и не просто уставшим, но вымотанным донельзя ─ с красными от напряжения глазами и сводимыми судорогой пальцами: на его столе лежала стопка листов антикварной бумаги, расчерченных тонкими, практически волосяной толщины, линиями, готовых принять показания и вердикты суда чести…
Любой, кто хоть немного, но знает Воробьева, сразу сообразит, что писать от руки и начисто важные тексты Андрей никогда не решится: здоровый педантизм и щепетильность Воробьева при подборе слов, особенно на письме, явно противоречат авантюризму подобного толка.
Поэтому не стоит удивляться тому, что вопреки своему желанию поскорее взяться за перо ─ предвкушение этого было не то чтобы радостным, но уж точно волнующим ─ последующие пять дней Андрей провел за компьютером: всякое предложение на каждой странице было перечитано и переписано Воробьевым много раз ─ до тех пор, пока результат не казался ему идеальным.
Итоговая вычитка, состоявшаяся уже на шестой день, позволила Андрею найти ранее упущенное ─ несколько дюжин риторических неточностей и излишеств, которые были вдумчиво и скрупулезно исправлены перед распечаткой окончательных версий документов.
Оставалось одно ─ перенести всё изложенное на историческую бумагу. Для Воробьева это оказалось самым простым из всего, что он сделал за прошедшую неделю: Андрей спокойно и методично переписал текст с распечатанных черновиков, закрепленных на импровизированном пюпитре ─ папке с зажимом, установленной в подставку для телефона.
Пару листов Воробьев всё же испортил, но в целом получилось так, как было задумано и заранее просчитано: страницы черновиков были сверстаны на компьютере с учетом опорных линий, нанесенных на бумагу, а главное, кегля и межбуквенных интервалов, характерных для рукописного шрифта в исполнении Андрея.
Воробьев упаковал результаты своей работы в конверт, тщательно протер стол от серых катышков, оставшихся после стирательной резинки, и отправился на кухню пировать ─ на ужин у него были: наваристый рассольник, фаршированный перец с овощами и свежеиспеченный домашний ржаной хлеб. Также был припасен и «десерт» ─ по случаю и за немалые деньги добытый женой мини-кег настоящего чешского крафтового пива…
В его жизни подобное случалось не так уж и редко: стоило лишь вспомнить о ком-то, как Андрей незамедлительно получал от этого человека, или хотя бы о нем, известие ─ подумав следующим утром о том, что задание Оскара Ильича теперь можно считать полностью выполненным, Воробьев увидел на экране свого смартфона новое сообщение: «Зал по-прежнему свободен исключительно в вечерние часы. Приходите по готовности. Перед визитом напишите».
«Забавно! Я его ждал, но пришло сообщение не иначе как сейчас. Ладно, не важно. Только вот, что есть вечер? Позже девяти мы не прощались у дома Городских учреждений. По вечерам Оскар Ильич обычно не работает. Тогда вечер для него ─ это после девяти? Нормально, к этому времени точно освобожусь», ─ Андрей решил встретиться с делопроизводителем уже сегодня.
Почему Воробьев так спешил? Желания похвастаться написанным у него точно не было: всё было обсуждено в деталях ранее, а работа над заданием была по большей части механической ─ чем тут гордиться и за что ждать похвалы? Но одновременно с этим Андрею было интересно узнать, кому и зачем нужны рукописные вердикты и показания? «Первым их читать буду я. Пусть так. Но к чему всё это?» ─ никаких предположений на это счет Воробьев не имел, посему единственным способом что-либо прояснить виделся визит на Садовую.
Придумывать повод для вечерней отлучки не потребовалось ─ месяца три тому назад Андрей вступил в группу местных энтузиастов, проводящих друг для друга экскурсии по вечернему городу и его мистическим местам. Близкие это, конечно, не одобрили («А вдруг напоретесь на бандитов и грабителей?!»), но и противиться участию Воробьева в таких прогулках не стали ─ если он так желает, то пусть ходит и изучает свою загадочную питерскую чертовщину.
Написав делопроизводителю о том, что планирует прийти сегодня к девяти, Воробьев предупредил семью и активно занялся домашними делами с расчетом освободиться пораньше и немного передохнуть перед вечерним походом «на экскурсию»…
Все входные двери дома Городских учреждений оказались запертыми ─ как по Садовой, так и по Вознесенскому. Потоптавшись недолго на углу и оценив нелепость ситуации («А если там сейчас не Борис? Что я скажу?»), Андрей всё-таки решился нажать кнопку звонка в одном из южных порталов здания.
─ О, это ты Андрей! ─ улыбающаяся физиономия Бориса показалась в приоткрытом дверном проеме. ─ Оскар Ильич меня предупредил. Проходи!
─ Уф… Привет, Борис! Хорошо, что сегодня ты здесь. Я даже не знал, что говорить, если откроет кто-либо другой! ─ Воробьев снял кепку и вытер со лба пот тыльной стороной ладони.
─ Почему другой? Я ж тебе говорил ─ я всегда здесь. Проходи, проходи ─ надо закрыть дверь, чтоб не дразнить посторонних. Знаешь, сколько туристов к нам заходит каждый день?! Сотни, наверное! По вечерам, конечно, их меньше, но всё равно звонятся и просятся: кому просто поглазеть, а кто и фотосессию хочет устроить в нашем доме. Чего их так сюда тянет, а?
─ Такой вот дом… необычный, ─ Воробьеву хотелось рассказать историю, услышанную от Оскара Ильича, но он не решился: если бы Борису было положено её знать, то, наверное, и вопроса с его стороны не последовало бы.
─ Это я понимаю, Андрей. Как думаешь, почему я остался здесь после того, как меня спас Оскар Ильич?
─ Почему же? ─ машинально ответил вопросом на вопрос Воробьев, а потом, удивленно сдвинув брови, вдогонку спросил: ─ А он тебя спас?
─ Конечно, спас! И спасибо ему за это… Погоди-ка, уже без пяти девять, тебя ждут, ─ Борис положил руку на плечо Андрея и слегка потянул его в направлении лестницы, ─ я потом всё расскажу: история тебе понравится.
─ Ладно, Борис, пойду. Спасибо, что встретил.
─ Не за что. Когда будешь выходить, нажми одновременно две кнопки справа от двери ─ одна откроет замок, а вторая… ─ охранник замолк, а затем, кивнув своим мыслям, продолжил: ─ Просто нажми и её.
─ Я понял. Хорошего тебе вечера, Борис!
─ Тебе тоже, Андрей. Пока!
В комнате архива оказалось не так темно, как ожидал Воробьев ─ помимо настольной лампы она освещалась и светом из кухни, дверь которой была полностью открыта. Оскар Ильич сидел за столом и перебирал какие-то документы.
─ Здравствуйте, Андрей Сергеевич. Про вкладыш и дверь не спрашиваю ─ слышал и видел, что вы всё сделали. Пожалуйста, раздевайтесь и присаживайтесь. Я буду в вашем распоряжении через минуту.
─ Добрый вечер, Оскар Ильич! Непривычное сочетание ─ «добрый вечер», ─ хмыкнул Андрей, ─ первый раз я здесь вечером.
─ Да, но это было неизбежно.
─ Неизбежно? ─ Воробьев резко повернулся от платяного шкафа в сторону делопроизводителя.
─ Ритуал совершается вечером, ─ Дордт вынырнул из-за стола, в тумбу которого, он, видимо, убрал виденные Воробьевым документы. ─ Можно и ночью, разумеется, ─ это дело вкуса, но я предпочитаю вечер. Думаю, вы поняли ─ главное, чтоб на улице было уже темно.
Андрей понял другое ─ ему предстоит усваивать очередной урок:
─ Оскар Ильич, сегодня мы будем говорить о ритуале… магическом ритуале?..
─ Не только говорить, Андрей Сергеевич, но и осваивать технику его проведения: вы должны научиться всё делать самостоятельно, без моей помощи.
─ Про ритуалы я слышал только в рамках курса фармакотерапии в психиатрии… и разбиралось это очень поверхностно.
─ Психиатры, спору нет, помогают людям, но иногда и врачи ошибаются в своих предположениях, Андрей Сергеевич, и ритуалы ─ ярчайший тому пример: видя собственными глазами магию в действии, эти специалисты пытаются найти несуществующее, а именно еще одно проявление недуга.
─ Оскар Ильич, я неглубоко изучал дисциплину ─ не мне осуждать или даже комментировать. Я полагаю, что психиатры знают многое о…
─ Андрей Сергеевич, ответьте на вопрос: готовы ли вы стать их пациентом?
─ Кого «их»?
─ Психиатров, само собой.
─ Почему я? И почему пациентом?
─ Просто потому, Андрей Сергеевич, что вы уже как неделю участвуете в совершении ритуала.
─ Каким образом, Оскар Ильич?
─ Задание, которое вы получили, оно выполнено? Вы принесли зафиксированные в письменной форме показания и вердикты?
─ Да, всё при мне.
─ Вот, Андрей Сергеевич! Пусть и не отдавая себе отчета, но вы выполнили ритуальные действия, а это, в свою очередь, означает, что в системе координат психиатров вы не вполне здоровы.
─ Не могу понять логику! ─ Воробьев на миг зажмурил глаза и помотал головой. ─ Простите, но это чушь какая-то!
─ Почему же чушь? Что, по-вашему, вы делали?
─ Возвращал «Паркер» к жизни; делал бумагу пригодной и удобной для письма; оформлял мысли в виде текста; верстал этот текст так, чтобы он лег на листы; потом переписывал готовое на бумагу.
─ Андрей Сергеевич, а зачем вы это делали?
─ Потому что вы мне это поручили, Оскар Ильич.
─ И вы это приняли как должное? Не думая о цели?
─ Я решил довериться и просто сделать. Тем более, что… да, особого понимания цели у меня не было… ─ Воробьев поднес ко рту руку и сжал зубами ноготь большого пальца так, как будто собирался его надкусить. ─ Это всё было частью ритуала?
─ И весьма существенной. Скажите, когда вы работали с бумагой или чистили перьевую ручку, или… неважно… о чем вы думали?
─ Гм, наверное, только о том, что делаю и что мне нужно это сделать: некогда было думать о чем-то еще.
─ Это, Андрей Сергеевич, и есть цель ритуала! ─ делопроизводитель щелкнул пальцами.
─ Оскар Ильич, простите, но получается, что цель ─ это само действие?
─ Мы с вами говорили о практической магии, верно? У вас были сомнения не только в её эффективности, но и в самом факте её существования. Затем вы получили задание и выполняя его…
─ Забыл о своём критическом отношении и вовлекся в процесс?
─ Надеюсь, что так, ─ рассмеялся Дордт. ─ Вы отбросили в сторону прежние догмы. Или хотя бы на время забыли о них.
─ Гм, пожалуй, вы правы: я не только перестал думать о реальности магии, но даже захотел узнать, как результаты моей работы будут в ней использованы. Сегодня я спешил к вам именно за этим.
─ Очень хорошо, Андрей Сергеевич. Глупо и лишне об этом говорить, однако нам, людям, крайне сложно не отвлекаться на мир, что вокруг ─ не только физический, но и на все стереотипы восприятия, традиции и предрассудки: нас отманивают не только изменения в обстановке ─ свет, звук, запахи, движение, а и другое ─ наши собственные мысли и сомнения. Совершение ритуала ─ это способ освободить вершителя от таких сторонних эмоций и представлений, которые могут, и обязательно будут, мешать.
─ Это, важно только для новичков, Оскар Ильич?
─ Увы, каким бы опытным ни был маг, он остается человеком, и ритуал ему необходим. При этом важно знать меру ─ бессмысленно практиковать сложные и продолжительные ритуалы, поскольку таковые сами по себе уже становятся отвлекающим и разрушительным фактором.
─ Как определить эту меру?
─ Первое и главное, Андрей Сергеевич, ─ не читать и не слушать всю ту ерунду, которую беспрерывно пишут и говорят о магии. Помните, как-то раз я отметил, что ваша… гм, неосведомленность по части оккультного и религиозного нам на руку?
─ Да, помню. Я тогда не понял, к чему это было сказано.
─ Проще простого: чем меньше бессмысленного или даже откровенно лживого вы считаете за правду, тем проще принять настоящую. Вы знали, что распространение слухов о странных и страшных ритуалах всегда было одним из способов борьбы с магией?
─ Если вы о временах инквизиции, Оскар Ильич, то, конечно, я знаю, что обвинения в колдовстве сопровождались описаниями того, как ведьмы якобы младенцев удушали, пили их кровь, и прочего подобного бреда…
─ Не только о временах инквизиции: с магией борются всю историю её существования. Да и будут бороться в будущем. Выдумывание слухов о нелепых и диких ритуалах колдунов и ведьм ─ один их самых действенных приемов этой борьбы. Его назначение ─ принизить в глазах людей древнее магическое знание.
─ Как так?
─ Посудите сами, Андрей Сергеевич. Во-первых, немногие из числа обывателей поверят в то, что повсеместно тиражируемая ахинея может хоть что-то иметь своим результатом. Во-вторых, тот, кто всё-таки поверит, чем он воспользуется в качестве наставления? Верно, теми самыми гримуарами и нарочно придуманными рецептами, которые на деле ничего не стоят и никуда не годятся. Что станет итогом? В лучшем случае им будет разочарование и скепсис, а в худшем ─ агрессия против всех, кто всерьез говорит о магии.
─ Ловко. Тогда, Оскар Ильич, уж простите мою серость, напрашивается вопрос: почему с магией так методично и изощренно борются? Ведь все эти действия ─ изобретение фальшивок и их распространение ─ они, думаю, весьма затратны?
─ Магии боятся. И это вопрос об охранении власти, Андрей Сергеевич. Речь идет, конечно, не о политике, а о социальном отношении ─ возможности управлять другими людьми. Как вы думаете, с какой целью было внедрено в религиозные учения и практики такое понятие как прощение?
─ Оскар Ильич, я вас умоляю! ─ Воробьев откинулся на спинку кресла и шумно выдохнул. ─ Меня об этом спрашивать бесполезно.
─ Я не прошу вас дать историческую справку или провести религиоведческую экспертизу. Интуитивного понимания и общей логики вполне достаточно.
─ Интуитивного понимания и логики? Тогда, Оскар Ильич, я скажу так: если что-то было внедрено, как вы сказали, в учение и практику, то это либо совсем новое, либо оно было призвано вытеснить нечто, существовавшее ранее. Насколько я знаю, понятие прощения известно с доантичных времен и к религии прямого отношения не имело. А это означает, что… им что-то заменили?
─ Андрей Сергеевич, этим понятием заменили прямо противоположное ─ проклятие.
─ Проклятие? Зачем его было чем-то заменять?!
─ Затем, Андрей Сергеевич, что проклятие сбывается, а прощения не существует, оно ─ фикция, выдумка ─ никто и никогда не прощает своих обидчиков и врагов.
─ Не соглашусь, Оскар Ильич, люди способны прощать.
─ Каждый из нас до самой своей смерти будет помнить всё зло, ему причиненное. Если человек заявит, что якобы простил ─ он солжет. Как там говорят: «забыть обиды»? Забыть ─ равно тому, что и простить, но не всё возможно забыть, а значит, не всё прощается. Механизма прощения нет и быть не может. Мы способны забывать только несущественное, мелочи, на которые исходно можно было не обращать внимания.
─ А как быть с примерами, когда люди находили возможность прощать друг другу жуткие вещи и жить вместе дальше?
─ Андрей Сергеевич, в таких случаях идет речь о сделке, а не о прощении. Так происходит в семье, на работе, с соседями ─ мы говорим, что прощаем, но в действительности принимаем условия соглашения, если оно расценивается нами как выгодное.
─ Выгодное, Оскар Ильич?
─ Да, мы продолжаем помнить о причиненном нам зле, но притворяемся простившими, потому что получили, или надеемся получать, какую-то выгоду ─ сохранить работу или семью, примириться и не бояться буйных или опасных соседей ─ всё, что угодно. Но нужно понимать, что эта сделка прежде всего с самим собой. Притворное прощение ─ это способ обмануть себя, смягчить удар, нанесенный по самолюбию, удар по чувству собственного достоинства.
─ Интересный подход, я раньше так не думал.
─ Неудивительно, Андрей Сергеевич. Идея прощения прочно закрепилась в сознании людей. Столетиями её внедряли через систему верований, затем она стала общепринятой и существует сама по себе, без внешней подпитки.
─ Оскар Ильич, не буду врать, что сразу готов принять сказанное вами. Но, хорошо, пусть прощение ─ обман, и оно противоестественно, следовательно, естественным будет?..
─ Возмездие, а проклятие ─ его оружие. Чрезвычайно опасное оружие, ибо от него нет защиты, и оно поражает навечно.
─ И это оружие заменили пустышкой?
─ Так и есть. Прощающий смиряется с унижением, отказывается от мести и прочего, а только этого и нужно обидчикам и преступникам ─ они в безопасности и могут продолжать безнаказанно паскудничать.
Андрей встал, сделал круг по комнате и вернулся на место. Только теперь он оказался не в кресле, а стоящим между ним и столом делопроизводителя:
─ А то, что проклятие ─ это обоюдоострое оружие, Оскар Ильич, это правда?
─ Вы о том, что проклятие возвращается к проклинающему?
─ Да, об этом.
─ Это ложь, Андрей Сергеевич. Цель выдумки проста ─ напугать людей, чтобы они боялись использовать проклятие… А вы как-никак читали про колдовство и магию! ─ вдруг рассмеялся Дордт. ─ И… напрасно вы так волнуетесь.
─ Волнуюсь? Отнюдь, я спокоен. Но осторожничаю, это правда. А про возвращение проклятия, то это всё из телевизора ─ он у мамы целыми днями включен ─ хочешь не хочешь, но услышишь, ─ горько усмехнулся Воробьев. ─ Я тысячу… какую тысячу! Миллион раз я ей говорил, что эту дурь нельзя смотреть в таких дозах! Увы, её от телика не оттащить. К слову, вы не считаете, что воздействие телевизора сродни магическому?
─ Газеты, радио и телевидение не зря называются средствами распространения информации: они несут слово, способное через посредников ─ читателей, слушателей и зрителей ─ изменять реальность.
─ Таким образом, вся эта, кажущаяся пустой, болтовня работает… как магия?!
─ Да, ведь в основе та же технология. К счастью, сегодня этих издателей и вещателей очень много, они постоянно врут и путаются, конкурируя друг с другом за аудиторию, поэтому ни один из них не может навсегда изменить мир по своему желанию и в свою пользу. Хотя, безусловно, отдельные успехи у них случаются.
─ Для меня нехарактерны подобные высказывания, Оскар Ильич, но… уж кого-кого, а этих вещателей я бы точно проклял. Последними словами проклял. Вот только не знаю я этих слов…
─ Во-первых, Андрей Сергеевич, ваше проклятие не сбудется, потому как вы с теми людьми лично никак не связаны. Во-вторых, никаких последних, как вы выразились, слов для проклятия не требуется.
─ Вы серьезно? А как же все те формулы из книг, фильмов и, пардон, из телевизора: «Проклинаю… бла-бла-бла…»
─ Очередная ложь сродни детской страшилке ─ еще один способ отвратить людей от магии. Для произнесения проклятия никаких особых слов знать не нужно. Скорее напротив ─ всё напускное и неестественное будет глупо и вредно.
─ Тогда, Оскар Ильич, что есть проклятие?
─ Андрей Сергеевич, вы помните определение замысла?
─ Да, это план, определяющий цель вершителя и способ ее достижения.
─ Верно. Возможные цели ─ это помощь и наказание. Способ достижения ─ совершение магического ритуала.
─ И проклятие ─ это про то, как наказать?
─ Проклятие ─ это оружие возмездия: ваше свободное и обличающее слово; ваша правда, произнесенная вслух и адресованная Вселенной, Абсолюту, Мировому разуму, Целому ─ определений тому много, но суть всегда одна ─ мы обращаемся ко всему живому.
─ Правда, адресованная всему живому?
─ Мы с вами, Андрей Сергеевич, уже определили, что магия ─ это технология, ничего загадочного и мистического.
─ Я не думал, что…
─ Всё так просто?
─ Именно это я и хотел сказать, Оскар Ильич.
─ Что ж, раз вы поняли, что всё не так уж и сложно, предлагаю перейти к тому, что и как может быть задействовано в процессе совершения магического ритуала. Это не займет много времени, но потребует от вас предельного внимания ─ я буду показывать инвентарь и объяснять его назначение.
Воробьев хотел было усесться обратно в кресло, но сообразил, что делать это уже поздно:
─ Оскар Ильич, я готов… но не означают ли ваши слова, что впоследствии я должен буду сам и без вашей помощи…
─ Никакой помощи с моей стороны не будет, Андрей Сергеевич. Вы будете совершать ритуал самостоятельно.
─ Я буду совершать ритуал проклятия… в одиночестве?!
─ Точно так.
─ Оскар Ильич!
─ Андрей Сергеевич, вас пугает слово «проклятие»? Имейте в виду: оно всего лишь устоявшийся и, если хотите, сугубо технический термин. И вообще, подумайте, к чему вам страшиться вашей же правды? Это ж нонсенс!
─ Наверное, вы правы… ─ Воробьев чувствовал, что выглядит глупо, и это ощущение ему не нравилось: ─ А что нужно делать с инвентарем?..
─ Пойдемте в кладовку, ─ делопроизводитель указал на узкую, всегда до этого затворенную, дверь ─ ту, что была напротив кухонной, ─ большая часть всего необходимого хранится там. Сегодня, Андрей Сергеевич, после того, как я всё покажу и объясню, вы убедитесь, что боятся нечего…
Кладовка была точной копией кухни ─ проходом метр на полтора и дверьми в обоих торцах, с той лишь разницей, что обе длинных, пусть таковыми их и смешно было называть, стены были заняты стеллажами: по три ряда полок с каждой из сторон, заставленных какими-то разноформатными запыленными коробками. Освещалось помещеньице единственной лампой, закрепленной над дверью и снабженной встроенным кнопочным выключателем.
─ Тут не только мой инвентарь, но и Варвары Алексеевны. Слышите запах?
─ Пахнет пылью, какими-то травами и… Не знаю, Оскар Ильич, жиром что-ли?
─ Нутряным жиром, правильно угадали. У ведьм свои ритуалы и, гм, арсенал используемых средств.
─ Оскар Ильич, чем ведьмы отличаются от колдунов?
─ Ровно тем, чем женщины отличаются от мужчин, Андрей Сергеевич. Вы можете себе представить: когда-то эта комнатка была круглой?!
─ Круглой?
─ Было три круглых помещения ─ большой зал, а от него к террасам вели два круглых же прохода-сателлита. Интересно придумал Лишневский, правда?! А как вам ниши в зале?
─ Ниши? Это те, в которых стоят шкафы и комод?
─ Они самые, Андрей Сергеевич. Вы заметили, как рассчитаны пропорции?
─ Пятиконечная звезда? Ну, это если смотреть от входа с лестницы…
─ Это пифагорейский пентакль! Воистину волшебный многоугольник ─ в нём присутствует золотое сечение, причем аж дважды!
─ Что-то такое я слышал, Оскар Ильич, но, признаюсь, подзабыл. Теперь есть повод поинтересоваться… А почему и когда комнаты-сателлиты перестали быть круглыми?
─ На вопрос «когда» ответа у меня нет, а на вопрос «почему» могу предложить лишь слышанную однажды версию: это сделали ради усиления прочности несущих конструкций.
─ М-м-м, что-то не особо верится…
─ Мне тоже, Андрей Сергеевич, а теперь, пожалуйста, слушайте внимательно ─ это не лекция экскурсовода, а практическое занятие.
Воробьеву хотелось бы всё записывать, но поскольку такая возможность не была даже предложена, он старался запоминать с первого раза ─ в юности почти что феноменальная, а теперь просто очень хорошая, память Андрея всегда выручала. Он надеялся, что и в этот раз она его не подведет.
─ Вот, Андрей Сергеевич, это всё… ─ делопроизводитель вернулся в своё кресло и жестом пригласил Воробьева последовать своему примеру. ─ Я вам рассказал о том, что знаю сам и чем пользуюсь. Вечера трех последующих недель в вашем распоряжении. Когда будем выходить из здания, я передам вам ключи от всех дверей в порталах, а также мой ключ от зала ─ безусловно, можно брать его дубликат, как заведено, у Бориса, но я уверен, что чаще всего вы не захотите так поступать. У вас остались вопросы?
─ Только два, Оскар Ильич. Вот первый из них. Думаю, сейчас вы скажете, что я слабовольный и вообще балбес, ну… или кто-то в этом роде, но всё же: у меня есть право высказать особое мнение в отношении кого-либо из осужденных?
─ Нет, особое мнение вы могли высказать, когда мы разбирали дела и согласовывали вердикты, но я всё равно рад, что вы об этом спросили. Отчасти это возвращает нас к теме прощения.
─ Вы сказали, что прощения не существует, ибо оно невозможно.
─ Верно, оно невозможно ─ простить вы никого не сможете. При всём при том вы имеете право просить о снисхождении или даже помиловании.
─ Снисхождении?..
─ Да. Зачитав ваши показания и произнеся вердикт, вы можете обратиться с просьбой о смягчении наказания.
─ Таким образом, не имея возможности определять вид наказания, а я сделал такой вывод исходя из того, что мы об этом ни разу не говорили, я всё же могу влиять на…
─ Его строгость? Вы можете на неё влиять, но то, каким будет наказание, решаем не мы.
─ Оскар Ильич, спасибо: право на такую просьбу ─ это очень важный для меня момент.
─ Для каждого мага он важен, Андрей Сергеевич. Иначе никто бы не решился от раза к разу вставать перед алтарем и проклинать безжалостно, бесповоротно и на нескончаемое время. Свобода воли не может быть ограничена.
─ Снисхождение, помилование… они как-то связаны со свободой воли?
─ Напрямую. Обсудим это после того, как вы совершите ритуал. Пока же вы должны знать о том, что требуется сказать и как это сделать.
─ Оскар Ильич, об этом и был мой второй вопрос ─ о форме произнесения проклятия.
─ Тут вновь всё очень технологично. Сперва вы должны произнести обращение: «Я такой-то обращаюсь к…», ─ подходящее слово выберете сами. Можно использовать одно из перечисленных мной, а можно найти такое, что лично вам ближе и понятнее.
─ И Мир…
─ На ваше усмотрение. Далее следует заявить о наличии у вас сведений, касающихся недостойных, бесчестных поступков или преступном поведении человека, а затем огласить ваши показания. Их не стоит заучивать наизусть, но и читать с листа нельзя: текст на бумаге не для этого, он ─ не шпаргалка. Помните: вы обязаны говорить искренне и правдиво, но безэмоционально.
─ Искренне, правдиво, и без лишних эмоций. Понятно, Оскар Ильич.
─ Постарайтесь вообще без эмоций, Андрей Сергеевич. Сам процесс совершения ритуала вам в этом поможет, но советую потренироваться. Где вы это будет делать, значения не имеет, хотя правильнее здесь, в зале.
─ Вы имеете в виду, что я могу приходить в зал и, например, просто прохаживаясь по нему или сидя в кресле, произносить вслух мои показания?
─ Это наилучший вариант. Вы привыкнете к залу, к своему… месту в нём. Можете пользоваться кухней: заварите себе чай или налейте коньяка; делайте то, что вам покажется нужным и важным; исследуйте инвентарь, расставляйте его так, как вам заблагорассудится ─ подбирайте должные места для предметов.
─ И последний этап, Оскар Ильич, это ─ вердикт?
─ Вердикт вы должны зачитать.
─ Зачитать, но не пересказать… ну, как показания?
─ В данном случае, Андрей Сергеевич, вы должны взять в руки экземпляр вердикта и прочитать всё, что в нем изложено. Остальное вы уже знаете.
─ О назначении предметов и том, как ими пользоваться?
─ Да… ─ Дордт достал из кармана телефон. ─ Уже заполночь и нам пора отправляться по домам. Я вызову две машины такси, а вы, пожалуйста, расставьте по местам коробки в кладовке и проверьте кухню.
─ Сделаю, Оскар Ильич. А зачем нам такси?
─ А зачем нам ходить по ночному пустынному городу? Магия магией, но об элементарной осторожности забывать не стоит ─ это во-первых. А во-вторых, день был долгим и пора отдыхать.
─ Ладно, пусть будет такси, ─ Воробьев с громким скрипом закрыл дверь кладовки: «Надо смазать петли, иначе буду здесь шуметь!» ─ Оскар Ильич, почему они такие пыльные, эти коробки с инвентарем?
─ Нам с Варварой Алексеевной не часто приходится им пользоваться.
─ Получается, что колдуны и ведьмы не практикуют магию… ─ Воробьев замялся и даже немного смутился. ─ Как бы это сказать… регулярно?
─ К магии прибегают в исключительных случаях и только тогда, когда другие средства бессильны. Магия не есть альтернатива общению или труду. Запомните правило: всё то, что вы можете сделать без использования магии, делайте сами, как любой другой человек.
Телефон делопроизводителя прочирикал короткой трелью.
─ Такси прибыло. Сейчас позвоню Борису и попрошу его включить нам свет. Затем выходим.
На лестнице Андрей получил от Оскара Ильича связку ключей, каждый из которых имел бирку с указанием соответствующей двери. Ключ от зала Воробьеву был вручен отдельно ─ снабженный плоским, массивным латунным брелоком с вычеканеным на нем, причем по правилам дореформенной орфографии, наименованием помещения: «Залъ дѣлопроизводства»:
─ Теперь вы во всеоружии, Андрей Сергеевич. Только прошу вас не торопиться. По окончании работы напишите мне. Если возникнут вопросы, тоже пишите. Я ложусь поздно, поэтому не стесняйтесь ─ вы меня не побеспокоите.
─ Хорошо, Оскар Ильич. Гм, можно прямо сейчас задать еще один, несколько странный, наверное, вопрос: я должен снимать нательный крестик на время совершения ритуала?
─ Вы его снимаете, когда работаете с компьютером или говорите по мобильному телефону?
─ Нет, конечно. Не снимаю.
─ Точно так же его можно не снимать, используя любую другую технологию, в том числе и магическую. А вообще, как хотите, это ни на что не повлияет.
─ Спасибо, Оскар Ильич. Наверное, решу на месте. Спросить водителей, кто кого везет?
─ Не нужно, Андрей Сергеевич, мне прислали номера автомобилей: такси, что стоит впереди ─ это ваше, к Лештукову; другое ─ моё.
Попрощавшись, пожав руки и пожелав друг другу спокойной ночи, Воробьев и Дордт расселись по машинам.
Спустя пятнадцать минут Андрей был уже дома. Своей главной целью он теперь видел холодильник, а точнее ─ кастрюлю винегрета в нем: «Надо тихо прокрасться на кухню и постараться никого не разбудить. Надеюсь, мне оставили на ужин… А про экскурсии по мистическому Петербургу я здорово придумал ─ теперь три недели к ряду буду на них ходить, ха!»