Сел в лодку — греби сам.
Курт Воннегут
Много лет тому назад Воробьев вывел для себя простую закономерность: если энное количество дней приходится ожидать чьего-либо решения или некого события, то такой срок воспринимается как огромный; если же на выполнение задания Андрею отводится ровно столько же дней, то всё оказывается наоборот ─ как бы успеть это сделать и отчитаться.
В отношении ритуала, который нужно было совершить в течение трех недель, причем в пяти итерациях, Андрею всё виделось гораздо более сложным: мало того, что ему предстояло впервые сделать нечто совершенно новое, так вдобавок он даже не знал, как это делается ─ теория, преподанная Оскаром Ильичом, была в распоряжении Воробьева, но практики, хотя бы учебной, он не имел вовсе.
Поэтому несмотря на совет делопроизводителя не спешить, Андрей пришел к выводу, что времени у него в обрез и нужно поторапливаться: осваивать работу с предметами и тренироваться.
Первым делом Воробьев составил и озвучил родне график ─ в какие дни он будет «ходить на экскурсии». На посыпавшиеся упреки в детскости и увлечении ерундой Андрей решил не реагировать, и это сработало ─ уже через день его перестали осуждать и отговаривать. Как раз на этот вечер была назначена следующая «экскурсия»…
Воробьев решил выйти пораньше ─ в начале восьмого ─ ему хотелось не спеша пройтись по Фонтанке, повспоминать наставления Оскара Ильича и немного подышать свежим, по-осеннему прохладным и пахнущем рекой воздухом. К тому же в его планы не входило что-либо кроме изучения инвентаря, а заниматься этим не возбранялось и в светлое время суток.
Придя к дому Городских учреждений и выбрав из связки нужный ключ, Воробьев открыл электронный замок, шагнул внутрь и… охнул от испуга ─ прямо перед ним заложа руки за спину и недобро ухмыляясь, стоял Борис:
─ Рад, что это ты Андрей, а то я шокер уже приготовил. Я, прости… Здравствуй!
─ Борис, так и заикой можно стать! Ты как здесь оказался, у двери?!
─ На пульте лампа замигала, я и побежал. Поверь, никто из работников не возвращается по вечерам, а Оскар Ильич меня не предупреждал, что ты…
─ Что я могу пройти сам, не звонясь?.. Здравствуй, Борис!
─ Угу… Я ж не знал, что он отдал тебе свои ключи!
─ Отдал, все. Войти-то могу?
─ Вот я осёл! Конечно, входи. И тысячу раз прости! ─ Борис сделал нечто вроде полупоклона, приложив правую ладонь к своей груди. ─ Хочешь, в качестве компенсации за потраченные нервы я тебя пышками угощу? И чаем: настоящим узбекским, на ключевой воде, а?!
─ Борис, спасибо, от чая я не откажусь ─ надо эти самые нервы приводить в порядок. Лучше бы чем-то покрепче, но меня… ждут дела, поэтому горячий чай с пышками ─ замечательный вариант. Идем в твой дворец?
─ Какой дворец, Андрей? В подсобку охраны.
─ Нет, Борис, у тебя настоящий дворец. Видел бы ты судейскую кладовку.
─ Я её видел, и вы в ней не работаете, а только хлам какой-то в коробках старых храните. Я же здесь почти целый день провожу! Ты хочешь, чтоб я в чулане сидел? ─ Борис изобразил выражение огорчения на своем круглом лице, отчего его широкие усы забавно растопорщились пуще обычного.
─ Не хочу. И ты на меня не дуйся, ─ не смог удержаться от улыбки Воробьев, ─ никто тебя обижать не собирался. Идем?
Оказавшись в комнате охраны, Борис выкатил из-за невысокой перегородки еще одно офисное кресло и пристроил его рядом со своим ─ перед столом с мониторами:
─ Присаживайся, Андрей, я сейчас чай заварю. А куртку можешь на крючок повесить ─ он слева от входа.
«Интересно, почему у Бориса совсем нет акцента? Хочется спросить, но как-то неловко… И как он умудряется быть всё время тут? Он же должен где-то спать?» ─ такими мыслями развлекал себя Воробьев, пока в другом углу комнаты ─ за перегородкой, из-за которой было выкачено гостевое кресло ─ охранник готовил чай, чем-то шипя, погудывая и шурша.
─ У меня хороший чайник ─ быстро греет воду. Когда купил, то сперва определил его наверху, в квартире, но потом перенес сюда ─ тут он востребованнее, ─ Борис поставил на стол поднос с двумя пиалами и тарелкой с пышками: ─ Они, конечно, разогретые, но фирменные, ленинградские, с Желябова.
─ Борис, ты не перестаешь меня удивлять! Какая такая квартира у тебя наверху? И если ты постоянно здесь, как сам говоришь, то откуда у тебя пышки с Большой Конюшенной?!
─ Потерпи пару минут, Андрей, чай почти готов, ─ обладатель встопорщенных усов развернулся и снова пошел к перегородке, ─ я тебе расскажу про квартиру. Пышками меня балует Варвара Алексеевна ─ она подрабатывает нянькой где-то рядом с ДЛТ. Ты с ней уже знаком?
─ Жду с нетерпением: как знакомства с Варварой Алексеевной, так и твоего рассказа, гм, под узбекский чай. Вдобавок, Борис, ты мне обещал поведать о том, как тебя спас Оскар Ильич, помнишь?
─ Помню. И от обещанного не отказываюсь… Всё, вот и он! ─ охранник вынес маленький кувшин, чем-то напоминающий сливочник.
─ Это что, Борис?
─ То, что у меня в руках? Это чахай: нужно не только заварить чай, насытив его вкусом и ароматом, но после этого и выровнять концентрацию настоя; для этого требуется чахай. Увы, европейцы склонны спешить и не замечать важного, но на Востоке знают о цели ритуала.
─ Европейцы тоже об этом знают… ─ Воробьеву хотелось ввернуть что-нибудь из недавно узнанного про ритуал, только особого смысла он в этом не видел. ─ Иногда знают, Борис.
─ Нет, Андрей, мало вы знаете о ритуале. Точнее сказать, мало помните о его практичности и пользе. Что поделать, слишком уж быстро развивались у вас технологии.
─ Некоторые технологии, гм… ладно… Итак, у тебя здесь квартира?
─ Да, часть исторической.
─ Исторической?
─ Когда дом проектировали, то задумали разместить в нём квартиры для служащих. Потом были бесчисленные перепланировки, и вот в том малом, что осталось после них, я теперь живу. Ремонт сам делал. Благо квартира небольшая ─ как нынешняя студия в новостройках… Нет, даже меньше ─ как каюта на пассажирских морских паромах, и уровень удобств такой же: комната-кухня и туалет, совмещенный с душевой. Зато есть окно, оно выходит во двор, разумеется.
У Андрея мелькнула догадка:
─ Получить её помог Оскар Ильич?
─ Конечно, он и помог ─ переоформил квартиру на архив, как техническое помещение. Так и числится до сих пор, а я оплачиваю стоимость аренды.
─ И никто не против того, что ты там живешь?
─ Андрей, ни один человек, будучи в здравом уме, не станет спорить или тем более конфликтовать с делопроизводителем. Ты можешь провести эксперимент… Сейчас не получится ─ все разошлись, но как-нибудь потом попробуй заговорить с любым из здешних служащих и вскользь упомяни, что работаешь с Оскаром Ильичом. Результат тебя позабавит.
─ И каким он будет?
─ Сам увидишь.
─ Неа, Борис, раз уж ты начал, то договаривай.
─ Хорошо. Будет так: сперва человек от тебя резко отпрянет и станет чрезвычайно вежливым, но не пройдет и полминуты, как он, сославшись на срочные дела, убежит прочь ─ прочь как от огня! ─ запрокинув голову назад, громко рассмеялся охранник.
─ Местные его так… боятся что-ли?
─ Уважают и, да, многие боятся. Знаешь как его зовут за глаза?
─ Как?
Борис поднял вверх указательный палец и тихо произнес:
─ Колдуном…
─ Ничего себе! ─ Воробьеву не пришлось притворяться ─ он был искренне удивлен: ─ А как они узнали… в смысле, почему они решили так его называть?
─ Ходили слухи о странных историях с его участием.
─ Каких, например?
─ Что-то об арендаторах, а по совместительству бандитах, желавших занять вашу комнату и даже угрожавших, но потом внезапно исчезнувших навсегда. Про каких-то наглых риэлтеров, очень нехорошо поступивших с близкими Варвары Алексеевны, а через две недели заживо сгоревших в бане. И всякое прочее…
─ Чего?!
─ Такой вот фольклор у нас здесь имеется.
─ Борис, ты во всё это веришь?!
─ Мне сложно быть объективным, Андрей. История моего знакомства с Оскаром Ильичом тоже странная.
─ В чём она странная?
─ Да во всём, Андрей. Смотри, живет себе в Питере обыкновенный мент…
─ Ты был ментом?
─ Угу, был… ─ Борис кивнул и протяжно выдохнул. ─ Так вот, этот мент не отличался особым умом и служил честно. Однажды он перешел дорогу очень влиятельным людям, которые его лихо подставили и подвели под статью ─ не фигурально, а под статью, предполагающую годы тюрьмы. Ни за что! А у мента нет ни связей, ни… Да ничего у меня не было ─ я не местный: наполовину узбек, родившийся в Челябинске; регистрация в городе по адресу дальних родственников; живу в съемной квартире…
─ Тебя могли посадить?
─ На тот момент, пусть я и был под подпиской, а не в изоляторе, меня уже практически посадили ─ впереди ждали только суд и нары. Бежать? Куда мне бежать?! Понятно, что настроение жуткое. Я начал пить, сильно пить, Андрей.
─ Мне сложно представить себя в такой ситуации, Борис, но, думаю, что я бы тоже начал…
─ А что еще оставалось?.. Вот… сижу я, значит, поздним вечером на скамейке в Никольском саду: солнце сквозь листву ловлю хмельным взглядом; во внутреннем кармане холодит початая бутылка дешевой водки; в руке ─ бумажный пакет с баклажкой пива; стараюсь хоть на время забыть обо всём безумии, происходящим со мной… Знаешь, я даже не заметил, как они подсели на скамейку.
─ Они?
─ Оскар Ильич и Варвара Алексеевна. Тихо подсели, начали обсуждать что-то, а потом и меня вовлекли в свой разговор. Я нетрезвый был, поэтому не помню деталей: про каких-то людей, которых опекает и наставляет Варвара Алексеевна; про замечательный закат; про то, что в такие моменты как-то по-особенному воспринимается окружающий мир… А я, еще более осоловевший, взял и сказал, что, дескать, сижу тут сейчас и прощаюсь… со всем этим прекрасным. Гм… да.
─ И как они отреагировали на твои слова?
─ Оскар Ильич попросил, очень тактично попросил, как мне тогда показалось, рассказать им о моих проблемах. То ли я хотел, ну, по пьяни, чтобы меня пожалели как ребенка, то ли чтоб просто хоть кто-то, но выслушал ─ мне ж, Андрей, поговорить было не с кем: бывшая жена и дети в Челябинске ─ мы почти не общаемся; отец два года как умер, а мама, ей тогда было за семьдесят, и здоровье ни к черту, после смерти отца вернулась на юг, в Фергану… Ну, я и рассказал о себе и о том, во что влип.
─ И?..
─ Я сейчас налью нам чай… Вот, попробуй.
Воробьев осторожно отхлебнул немного из пиалы:
─ М-м-м… Слушай, необычный и вкусный! Класс!
─ Я ж тебе говорил: настоящий, на ключевой воде! Хорошо бы на горной, но где её здесь взять? Про пышки не забудь. На чем я остановился?
─ Ты рассказал им о том, во что влип…
─ Да, а Дордт дал мне свою визитку и попросил написать ему как только протрезвею. Андрей, я уверен, у тебя тоже такая есть ─ черная, металлическая, с лазерной гравировкой.
─ Угу, есть, и я тоже получил её в день знакомства с делопроизводителем ─ сразу после того, как рассказал свою историю.
─ Не удивлен ─ я знал, что мы с тобой, ну… в некотором роде коллеги.
─ Похоже на то, Борис. А что было дальше?
─ Дальше, было самое странное и интересное! На следующий день я написал Оскару Ильичу, что трезв, а он в ответ предложил мне срочно прийти в дом Городских учреждений. Там, в вашей комнате, мне была выдана бумага и ручка ─ я должен был дать письменные показания против тех, кто меня подставил.
─ Бумага была старой, с неровными краями? А ручка перьевой с черными чернилами?
─ Почему так?! Нет, обычная хорошая бумага, Андрей. И ручка была самой простой, шариковой. А паста в ней… ─ охранник сощурил левый глаз, видимо, пытаясь вспомнить: ─ Слушай, тут ты прав, паста была черной. Да… точно не синей. Эта информация важна для тебя?
─ Если честно, Борис, мне тоже кое-что приходилось писать… по указанию Оскара Ильича. Вот я и уточнил. Не принимай всерьез ─ это мои заскоки.
─ Я ж бывший следак ─ интересуюсь, ─ хохотнул Борис и со смаком отпил чая из пиалы. ─ Да, хороший чай ─ мне его мама из Узбекистана пересылает с оказией… Я всё написал и пошел домой, а потом… Поверь, я знаю, как работает система, и так не бывает! Более того ─ так не может быть в принципе: не прошло и недели, как меру пресечения, то есть подписку о невыезде, отменили и все обвинения с меня сняли!
─ Ты потом спросил Оскара Ильича, что могло послужить причиной таких перемен?
─ «Потом?!» Ты что! Как только меня официально уведомили… ну, что свободен, так я сразу примчался сюда!
─ И каков был ответ Дордта?
─ Сказал, мол, вся его заслуга заключается в том, что он знал, кому следует передать мои показания. Веришь?
─ Отчасти, ─ Воробьеву надоело ломать комедию, ─ и думаю, Борис, что заслуга Оскара Ильича гораздо серьезнее.
─ Андрей, тогда я было поверил его словам, а затем после всех услышанных историй… про магические умения этой пары ─ Оскара Ильича и Варвары Алексеевны ─ начал думать по-другому. Я их не боюсь ─ они для меня только добро делали и делают, но они… точно не как все.
─ Про делопроизводителя ты мне говорил, а как здесь называют Варвару Алексеевну? Не иначе как ведьмой?
─ Ха, так и называют. Забавно, её боятся пуще Дордта. Особенно тетеньки! ─ рассмеялся в голос Борис. ─ У тебя пока нет прозвища, но вскорости, наверное, появится. Пока один я, и то лишь про себя, называю тебя учеником колдуна.
─ Борис, оно появится только если ты начнешь об этом распространяться! ─ также рассмеялся Воробьев. ─ Хороший чай и пышки отличные. Спасибо большое за угощение, и за рассказ. Я пойду в зал.
─ Всегда к вашим услугам, господин ученик колдуна!
─ Опять?
─ Чего «опять»? Мне Оскар Ильич давно объяснил, я ж тебе говорил, если у кого-то в руках его ключ, то этот человек ─ его ученик, а у тебя теперь не только ключ от комнаты, но и все другие ─ от входных дверей, да еще и срабатывающие в любое время. Андрей, ни у кого на руках их нет! Они есть только у делопроизводителя и здесь, на вахте.
─ Скажи, Борис, а у тебя какое прозвище?
─ Так я ж его упоминал ─ страж.
─ Страж? Потому как бывший мент?
─ Бывший мент, а теперь с колдуном связан… вот и совсем страж, ─ улыбнулся Борис.
─ Можно еще вопрос? Другие… ученики у Дордта есть?
─ Меня это не должно касаться, но отвечу: были, а сейчас только ты. У Варвары Алексеевны тоже есть ученица, и тоже одна. Похоже, у них такой принцип, но это моё предположение ─ я не лезу в их дела.
─ Ясно, ─ Воробьев встал и протянул Борису руку, ─ еще раз спасибо за чай и доброй тебе ночи! Мне нужно работать. Когда закончу, то сам всё закрою.
─ Хорошо. А я пойду к себе, наверх. Вот, ─ Борис взял со стола листок бумаги и что-то на нем написал, ─ это мой номер телефона, звони в любое время. Куртку не забудь.
─ Ага, спасибо. Пока, Борис!
─ До свидания, Андрей Сергеевич! Включить тебе свет?
─ Э-э-э… Нет, не надо, у меня с собой фонарик. Только почему по имени-отчеству? Я едва успел отвыкнуть от этого ─ в фирме, на прежнем месте, десятилетиями так ко мне обращались.
─ Прости, но привыкай снова, ─ охранник хитро подмигнул Андрею. ─ Меня не жди: буду переключать аппаратуру на дублирующий квартирный пульт.
─ Как скажешь… Борис, что случилось с теми, кто тебя подставил?
─ Не знаю. Оскар Ильич запретил интересоваться их судьбами. Он посоветовал немедленно уволиться со службы ─ а меня и так уже уволили ─ и предложил работу здесь…
Воробьев вышел в холл и надел на голову фонарь-налобник: в доме Городских учреждений было темно, лишь местами тускло горели дежурные лампы.
«Надо сказать спасибо моим соседям-врединам, вечно гасящим из соображений экономии свет на лестнице, ─ благодаря им у меня теперь всегда есть с собой мощный фонарь, а не только чахленький телефонный!»
Верхнее освещение в зале предусмотрено не было ─ Андрею пришлось пройти с фонариком к столу делопроизводителя для того, чтобы зажечь настольную лампу.
«М-да… Всё равно темновато. Что ж, подсветим кухонным бра… Дверь настежь, включаем… Вот! Не сказать, чтобы отлично, но гораздо лучше!»
Повесив куртку в шкаф и поменяв местам вкладыши ─ со стороны лестницы теперь был тот, что гласил «заняты» ─ Воробьев заперся изнутри и, не теряя времени, принялся выполнять составленный заранее план.
Первым его пунктом значилась смазка дверных петель кладовки. Учитывая имеющиеся опыт и все необходимые, взятые из дома, материалы ─ пузырек качественного проникающего масла и гигроскопические салфетки, позволяющие собирать вымываемую из зазоров грязь, ─ процедура заняла у Андрея не более пяти минут, а дверь стала ходить плавно и абсолютно бесшумно.
«С этим разобрался. Теперь приступаю к главному на сегодня ─ манипуляциям с инвентарем», ─ крякнув от натуги, Воробьев снял с полки коробку, которую требовалось первой перенести из кладовки в зал.
Не без труда дотащив увесистую ношу до намеченного места и определив её на полу, Андрей осторожно осмотрел содержимое ─ завернутые в пергамент, сваренные Оскаром Ильичом восковые свечи: «Всё в порядке… Нет ни сколов, ни замятий, ни трещин. Если бы хоть одна из свечей оказалась с дефектом, то подготовку к ритуалу пришлось бы прервать, так как для использования в нем него годятся только идеально ровные и без повреждений… Только вот ни ставить, ни класть на паркет свечи нельзя, поэтому теперь мне нужна кошма!» ─ Воробьев отправился в кладовку за второй коробкой, в которой хранились серебряные подставки и та самая кошма ─ небольшой войлочный ковер из овечьей шерсти.
Расстелив кошму на полу, Андрей аккуратно выложил на неё семь желто-бурых, с широкими деревянными фитилями-щепами, свечей ─ крупных и тяжелых: под десять сантиметров диаметром и в два раза большей высоты.
«Следующей будет задача по геометрии», ─ за исключением двух свечей, предназначавшихся для установки на алтарь, пять других Воробьеву предстояло специальным образом разместить на полу зала. Идея проста ─ по одной свече напротив каждого из шкафов, плюс одна напротив комода: подставки ─ серебренные тарелочки с невысокими бортиками ─ должны оказаться на остриях лучей пятиконечной звезды: «Но как угадать верные расстояния от мебели до свечей?! Оскар Ильич говорил, что делать это нужно по наитию. А если этого наития нет и в помине?!»
Андрей начал было отчаиваться и ругать себя за отсутствие художественного вкуса, как вдруг его осенило: «Если эти подставки-тарелочки когда-то здесь расставляли, то на полу могли остаться следы!» Воробьев снова надел фонарик-налобник, сел на корточки и принялся методично, метр за метром и кругами тщательно обследовать паркет на предмет наличия потертостей или следов воска.
Спустя полчаса или около того, усилия, приложенные Андреем, были вознаграждены ─ он смог отыскать пять с трудом различимых областей, где паркет был лишь на чуточку светлее и отдавал металлическим отблеском при боковом освещении.
«Это, конечно, хорошо, но я, что, буду каждый раз так ходить вприсядку и выискивать эти блестючие пятна?! Ну уж нет!» ─ Воробьев достал из кармана рюкзака брелок-рулетку и приступил к замерам: пять расстояний от центров шкафов или комода до краев выставленных тарелочек были определены, а результаты измерений записаны в блокнот и вдобавок сфотографированы на телефон.
«Уф-ф-ф… Теперь снова силовые упражнения ─ нужно навесить зеркало», ─ наскоро отряхнув ладони, Воробьев пошел в кладовку за следующим артефактом.
«Зеркало» представляло собой идеально ровный, миллиметровой толщины, серебряный лист, прокатанный, как сказал Оскар Ильич, в Германии два столетия тому назад. Размеры листа впечатляли ─ почти метр в ширину и полтора в высоту. На одной из его коротких сторон было прорублено отверстие-проушина. За это отверстие лист был навешен на штырь, приваренный к самому дальнему от входа стеллажу.
Воробьева был предупрежден, что вес зеркала составляет порядка пятнадцати килограмм, однако будучи убранным в оснащенный ручками чехол из какой-то темной, толстой и мягкой наощупь материи ─ сродни той, из чего была сделана кошма ─ зеркало показалась Андрею хоть и не легким, но вполне удобным для переноски.
«Перенести ─ одно дело, а как повесить зеркало на крюк, вбитый в стену над комодом-алфавиткой?» ─ ответ на этот вопрос Воробьеву пришлось как следует обдумать, но решение было найдено: «Ставим свечи на тарелочки-подставки: пять по своим уже определенным местам, две другие ─ пока где угодно, но главное, чтоб не мешались под ногами… Тем самым мы высвобождаем кошму… Стелим коврик на комод, а на него, вертикально и прислоняя к стене, ставим зачехленное зеркало… Потом подкатываем «архивную» стремянку на колесиках, раскладываем её, по ней забираемся на комод и… вуаля!» ─ Андрей стоял на комоде и с улыбкой любовался результатом своей работы, мысленно хваля себя за сообразительность и ловкость ─ серебряное зеркало висело над комодом, ничто не было испорчено или поцарапано.
Спустившись на пол и надев снятые перед восхождением на комод кроссовки, Воробьев осторожно стянул с зеркала плотный и прочный чехол: «Точно такое, как обещал Дордт ─ не полированное, но и не совсем матовое ─ четкого отражения не дает, но силуэты предметов вполне угадываются. Интересно, что будет при свечах?»
Воробьев отставил в сторону стремянку, убрал с комода кошму и поставил на него две, остававшихся до этого времени непристроенными, свечи на подставках ─ по одной с каждой из боковых сторон зеркала: «Всё, алтарь готов к совершению ритуала! Хотя нет, еще нужна чаша. Тогда следующий этап ─ чаша и поднос, а потом ─ канцелярия и накидка».
Чаша и поднос также были серебряными, но в отличии от зеркала и свечей с подставками хранились не в кладовке, а в тумбе стола, обращенной своими ящиками к центру зала. Там же лежали лопатка для собирания пепла и деревянная коробочка с огнивом, хлопковым трутом и пучком дубовой лучины, перемотанным толстой грубой нитью.
Плоский, практически лишенный бортиков, прямоугольный поднос предназначался для документов ─ перед совершением ритуала его надлежало поставить на стол, слева от лампы, и выложить на него документы по делу.
Чаша, напротив, была круглой и больше походила на сплюснутую миску или салатник. Она служила для сжигания зачитанных экземпляров вердиктов. Место ей ─ в центре комода-алтаря.
«Вот теперь алтарь полностью подготовлен к работе. Пойду в кладовку за папками и конвертами. Только сперва нужно как следует обтереть руки влажными салфетками, иначе всё заляпаю отпечатками грязных пальцев,» ─ Воробьев уселся в кресло с тем, чтобы немного передохнуть, в точности вспомнить указания Оскара Ильича, а заодно очистить руки…
То, что предстояло выполнить Андрею в следующую очередь, было делом нехитрым, но совершенно канцелярским и пресным: по каждому приговору нужно было сформировать комплект, состоящий из папки с завязками, вложенных в неё показаний, двух экземпляров вердикта, а также пары разномастных конвертов ─ большого белого и крохотного черного: после совершения ритуала в белый конверт помещались показания и один из экземпляров вердикта, а в черный ─ пепел, оставшийся после сжигания второго экземпляра обвинительного заключения. Все комплекты ─ как те, по которым ритуал уже был совершен, так и ожидающие своей очереди ─ должны находится в верхнем ящике тумбы, где хранились поднос и чаша.
Забрав из кладовки нужное количество папок и конвертов, Андрей вернулся в свое кресло и принялся за бумажную работу. Когда всё было сделано и дважды проверено, Воробьев аккуратно подписал папки ─ на их обложках теперь значились имена тех, кого ждало наказание: «Дояркова Ж.А.», «Коваленко Е.Г.», «Бадлов Н.С.», «Белых Т.С.» и «Меншикова А.С.»
«На сегодня почти всё… Примерю накидку и пойду-ка я, пожалуй, домой… Забавно, в тот день, когда я впервые здесь оказался, то подумал, что ритуальные накидки ─ это халаты для работы с пыльными документами. Но это и хорошо ─ если б я тогда узнал об их истинном назначении, то, наверное, выскочил бы отсюда в момент, как ошпаренный!» ─ Андрей усмехнулся и открыл платяной шкаф.
Не считая плечиков с курткой Воробьева, в шкафу были заняты еще четыре вешалки ─ на них висели одежные чехлы на молниях. Пошире раздвинув их друг от друга на хромированной штанге, Андрей почти сразу обнаружил то, что искал ─ к одной из вешалок был привязан картонный ярлык с инициалами: «АСВ».
«Значит, это моё», ─ Воробьев расстегнул молнию и снял чехол.
Накидка, сшитая из какой-то легкой, черной и слегка поблескивающей ткани, имела оригинальную конструкцию: очень длинная, с капюшоном, широкого кроя и с короткими рукавами, пришитыми непривычно низко; на передней стороне Андрей нашел ряд пуговиц, спрятанных под клапаном: «Не пойми что! Какая-то спецодежда… Хотя… так оно и есть! Это же спецодежда!»
Воробьев снял накидку с плечиков и надел её на себя: «Гм, интересно, как делопроизводитель настолько точно угадал ростовку? Длина точно в пол! А если застегнуть пуговицы?.. Ха, вообще идеально сидит! Снова магические штучки Дордта?.. Нет, он просто сопоставил мой рост с каким-нибудь из тутошних ориентиров. Вот, например, с этой дверной петлей, которая находится точно на уровне моего затылка…»
Андрей попробовал поочередно взять в руки разные предметы: папку, огниво с лучинами, лопатку для пепла и чашу для сжигания… Напрашивался очевидный вывод: крой накидки был основательно продуман, а рукава пришиты с таким расчетом, чтобы всегда закрывать предплечья до самых кистей, не мешая при этом работать руками, согнутыми в локтях.
Воробьев угадывал наступающую усталость, но всё же решил, что пусть и немного, но обвыкнуться с новой одеждой не только полезно, сколько необходимо. Самым простым способом сделать это, ему представилось банальное и бесцельное хождение по залу: «Десятка минут для начала вполне достаточно. Только зачем ходить просто так? Почему бы не зажечь свечи и не создать атмосферу ритуала?» ─ Андрей пошел к столу, взял принадлежности, необходимые для разведения огня и принялся за дело.
Высечь искры огнивом, запалить ими трут, а затем, забрав огонь на лучину, поджечь фитили семи свечей не составило особого труда: когда-то давно одна из прежних милых подруг Воробьева завлекла его в самодеятельный клуб походников-краеведов, где единственной и главной обязанностью Андрея стало разведение огня в костре или мангале ─ за время того скоротечного романа Воробьев в совершенстве освоил средства розжига и теперь мог выполнить все необходимые действия даже с закрытыми глазами.
Выключив настольную лампу, бра в кухне и светильник в кладовке, Андрей начал неспешно и глядя себе под ноги вышагивать по прямой ─ от входной двери к алтарю и обратно ─ он привыкал к новому: свечному освещению, шипению и тихому потрескиванию фитилей, легкому шороху мягкой ткани накидки и собственным ощущениям от наброшенного на голову объемного капюшона.
В очередной раз развернувшись в направлении алтаря и почти дойдя до центра зала, Воробьев заметил странное ─ это чувство не было похоже на то, что он испытал два с лишним месяца тому назад, в тот день, когда захотел из любопытства заглянуть в ящики комода ─ теперь Андрей был абсолютно спокоен, но при этом он совершенно точно знал, что… находится здесь не один.
Воробьев сделал еще один шаг, остановился и поднял глаза: в стене, на том месте, где недавно висело зеркало, образовался проем, за которым просматривалось другое помещение ─ слабо освещенная ротонда с широкими массивным колоннами по периметру и темным проходом куда-то на заднем плане. В центре ротонды Андрей различил оттененный мерцающим светом силуэт того, чье присутствие он ощущал ─ того, кому будут переданы его показания и вердикты суда чести…